В этом году «Бок о Бок» покажет фильм «Метаморфоза» — филиппинское кино об интерсекс-человеке. Фёдор Дубшан посмотрел картину и рассказывает о ней — и вообще о жизни интерсекс-людей в России и в мире.
«то, чего надо стесняться»
Буква И в аббревиатуре ЛГБТИК — лишь пятая по порядку. Это вполне соответствует тому, насколько нечасто в обществе вспоминают об интерсекс-людях, то есть тех, чьи половые характеристики (будь то хромосомный набор, баланс гормонов или телесные параметры) не вписываются в привычный, ожидаемый стереотип о мужском или женском теле. Между тем, согласно статистике на сайте ООН, 1,7% населения рождается с интерсекс-вариациями — цифра, вполне сопоставимая с количеством открытых геев и лесбиянок. Получается, в России — больше двух миллионов человек. К счастью, эту тему начинают поднимать всё чаще — и даже в мейнстримовых СМИ, которые позволяют охватить большую аудиторию.
В апреле этого года в российском Vogue вышла статья, где известные модели-близнецы Соня и Саша Комаровы, участвующие в показах Valentino и Calvin Klein, сделали каминг-аут, рассказав о своей жизни с синдромом Свайера (это состояние, при котором хромосомный набор выглядит как типичный для мужского пола XY, а не XX, — при этом человек имеет вагину и матку, но не имеет яичников). Когда в подростковом возрасте у Сони и Саши не начались месячные, родители сочли необходимым обратиться к врачам, а те — провести анализ кариотипа, который и прояснил ситуацию.
Это, правда, не универсальный сюжет.
Интерсекс — зонтичный термин, описывающий целый спектр (от 30 до 40) известных науке вариаций.
В одних случаях эти вариации очевидны уже при рождении человека (например, когда совмещается набор мужских и женских половых органов), в других — выявляются лишь с возрастом, в период полового созревания, как в случае Сони и Саши Комаровых. А кто-то и никогда не узнает о том, что принадлежит к интерсекс-людям — например, потому, что не делает УЗИ органов малого таза или тестов, которые показали бы, что его хромосомный набор чем-то отличается от ожидаемого.
Конечно, многие интерсекс-люди знают или догадываются о своём состоянии, но не делают каминг-аута. И по всему миру, и, конечно, в России это будет значить столкновение с дискриминацией. Разумеется, есть и самое примитивное непонимание чего-то «иного», которое тянет за собой страх и ненависть: те же Комаровы рассказывали в интервью, как даже врачи говорили об их состоянии как о чём-то, «чего надо стесняться и что лучше держать в тайне», советовали «выйти замуж и молиться, чтобы муж ничего не узнал».
Консерваторы продолжают настаивать на таких терминах, как «нарушение» или «расстройство полового развития» (вместо «вариаций полового развития»); вообще интерсекс-тема продолжает быть крайне медикализированной, ассоциирующейся именно с болезненным состоянием, которое необходимо исправлять. Используются слова «синдром», «патология», «лечение» — как обычно, проблема не только в самой по себе словесной стигматизации, но и в том, что она создаёт определённую картину мира, провоцирует соответствующее отношение и действия — вплоть до того, что родители интерсекс-ребёнка убеждаются в необходимости принудительной гормональной терапии или насильственной, травмирующей операции лишь чтобы максимально привести человека к одному из полюсов «нормы». И, наоборот, могут возникнуть трудности с получением необходимых медицинских услуг. Сложней и сменить документы.
И даже если исключить агрессию и страх — всё равно очень часто речь окружающих как бы не может вместить интерсекс-персон, включить их с их разнообразием в нормативность мира, где есть только мужские и женские тела с предсказуемыми характеристиками. Все прочие оказываются как бы в квантовой суперпозиции — с точки зрения общества, они непонятные «люди Шрёдингера», ни там, ни тут. Взять хотя бы спортивный контекст, в котором интерсекс-люди чаще всего упоминаются в СМИ. Совсем недавно, 14 сентября, интерсекс Франсина Нийонсаба из Бурунди, серебряная призёрка Олимпийских игр 2016 года, побила мировой рекорд в беге на два километра. При этом Международная ассоциация легкоатлетических федераций запретила спортсменке участвовать в женских забегах на дистанции от 400 метров до полутора километров без искусственного занижения тестостерона при помощи медикаментов. В спорте, где существует жёсткое деление на «женские» и «мужские» виды спорта и категории соревнований, оказывается невероятно сложным прийти к компромиссу и встроить интерсекс-людей в какую-то подходящую ячейку.
В целом, бинарный язык просто пасует перед такой задачей: описать что-то новое, третье, десятое или сороковое.
«Найти собственную математику»
Будем оптимистами: всё-таки ситуация постепенно меняется. Мы уже вспомнили о статье Vogue; надо отдать должное, и в прошлом году журнал посвятил ещё один материал интерсекс-тематике. Выходят статьи по теме и у партнёров «Бок о Бока», таких как «Афиша».
На сайте самого «Бок о Бока» тоже в разное время выходили тексты об этом: в 2014 и 2019 годах фестиваль взял интервью у интерсекс-активиста Александра Берёзкина, который рассказал о проблематике изнутри: о том, как в сообществе вырабатывается язык, альтернативный медикализирующему, о том, как объединяются и занимаются активизмом сами интерсекс-люди, о том, как развивается видимость и поддержка интерсекс-людей в разных странах мира.
Понемногу тему начинает освещать и кинематограф. Надо напомнить, что в 2016 году главный приз «Бок о Бока» в категории «Лучший игровой фильм» получила картина «Арианна», снятая итальянским режиссёром Карло Лаваньей. Фильм — о юной девушке, которая внезапно раскрывает собственную, неизвестную ей тайну. Отправившись на лето в родительский дом у озера и сталкиваясь с развитием собственной сексуальности, сравнивая своё тело с телами своих друзей и подруг — она вдруг вспоминает раннее детство. Трагическую роль в её жизни сыграли родители, решившие подвергнуть дочь операции. «Было бы неплохо узнать и моё мнение, но мне было три года, и всё решили за меня, — говорит Арианна. — Я — это дважды два равно три. И либо я приму то, что я живая ошибка природы, либо придётся найти свою собственную математику».
Сама витальность итальянской жизни, невероятные виды области Лацио, озёра и глубокие ущелья как бы подчёркивают природность, естественность — и вместе с тем неисчерпаемую глубину и скрытость телесного начала для героини.
На 72 Венецианском кинофестивале «Арианна» получила награды за лучший режиссёрский дебют и лучший дебют актрисы.
«Делаем, и живи дальше»
Чуть больше года назад на ютуб-канале русской службы Би-би-си появился фильм «Никогда никому об этом не рассказывай» — дебют документалистки Катерины Седляровой. Сорокаминутная лента посвящена исключительно жизни интерсекс-людей в России.
Название взято из реплики одного из героев, основателя сайта interseks.ru активиста Антона Крыжановского: «Если взглянуть на истории всех интерсекс-людей, то мы можем заметить одну параллель. Все вокруг давят на тебя ещё с детства и говорят: “Никому никогда об этом не рассказывай, всем ври”, — объясняет в начале фильма Антон. — Меня вообще отправили в монастырь, чтобы излечить от бесов. Это подразумевает, что секс-вариация — что-то греховное».
Этому же вторят и главные герои фильма Лера и Костя. Лера — человек с феминным телом и мужским набором хромосом и мужскими гонадами, с так называемой нечувствительностью к андрогенам (то есть к мужским половым гормонам). Её рассказ отчасти похож на историю Сони и Саши Комаровых: отсутствие месячных, обращение к медицине, затем — полуиспуганное, полуотчуждённое отношение врачей, нежелание успокоить подростка и объяснить ему, что его тело нормально. Вместо этого — безальтернативная хирургия и терапия. «Сказали — делаем, и живи дальше. Год назад я узнала, что мне могли не делать операцию и не сажать на гормоны. У меня не болела бы грудь постоянно, не было бы мигреней».
Вариация Кости — овотестис, то есть сочетание тканей яичек и яичников. Ему не делали операцию, оставили в женском поле и назначили эстрогеновую терапию. Ребёнок столкнулся с ненавистью отца: «Он говорил: “Ты ничтожество, урод, тебя надо было оставить в роддоме, тебя никто никогда не полюбит”. Бил головой об стену, мог выкинуть из машины на ходу. Если хотя бы один день надо мной не издевались — это было счастье».
Когда Костя смог выбирать, он принял решение о транс-переходе и смене документов. Сейчас он уже несколько лет по собственному решению принимает тестостерон, несмотря на риск для здоровья.
Словно бабочка из кокона
В программу XIV фестиваля «Бок о Бок» вошёл фильм 2019 года «Метаморфоза» (Metamorphosis), снятый молодым филиппинским режиссёром Хосе Энрике Тиглао. Тепло принятая критикой и жюри разных фестивалей, «Метаморфоза» всё же столкнулась с трудностями: всего за день до премьеры на филиппинском фестивале Cinema One Originals картине присвоили статус «непригодной для публичного показа» — из-за неких слишком откровенных сцен. И всё равно Тиглао получил приз за лучшую режиссуру.
Главный герой «Метаморфозы» школьник Адам — кажется, самый обычный мальчик, хотя за что-то, за какую-то отличность, его травят одноклассники. Мы не понимаем, что происходит, пока на прогулке с новой подругой Адам не обнаруживает, что у него начались менструации. «Метаморфоза» — далеко не реалистичный откровенный фильм: гораздо в большей степени это поэтизированное, даже сентиментальное повествование с обилием метафор.
Метаморфозой здесь названо взросление героя и перемены, происходящие в его организме, а ещё — его путь к принятию себя, к осознанию своего права на существование. И это визуально рифмуется с тем, что в биологии буквально зовётся метаморфозом — превращением гусеницы в бабочку.
Красивых бабочек Адам разводит в банке, а после выпускает на волю; в момент кризиса он лежит, окутанный покрывалом из лёгкой газовой ткани — как бабочка в коконе перед вылуплением. Начинается фильм с другого образа: Адам вспоминает семейную легенду о дереве манго, на котором выросла груша: «Говорили, что оно проклято. Я не хочу в это верить».
В фильме действительно есть и откровенность, но она касается не сексуальных сцен, которые тут почти целомудренны, а скорее демонстрации тела главного героя, на которое мы вместе с ним смотрим словно впервые, изучаем, пытаемся вместить. Здесь есть и правда о реакции близких, знакомых, врачей. Все они впервые сталкиваются с таким явлением и, что важнее, — с необходимостью найти нужный язык для осмысления. Одноклассники сбиваются на жестокость, подруга (тоже стигматизированный человек, вовлечённая в проституцию девушка) как раз оказывается способна принять Адама. Семейный врач запинается и смущается, отец Адама, пастор — пытается разглядеть, в чем тут «воля божья», и в очередной раз свести то, что видит, к бинарным схемам. «Так это все-таки девочка?» — восклицает он, сбитый с толку.
Тут ещё нельзя не сказать про язык героев картины: его невероятно интересно слушать. Речь филипино густо насыщена англицизмами, не то что отдельные слова — целые фразы оказывается комфортней произнести на английском. Конечно, на то есть исторические и политические причины, но в этом соединении тоже присутствует своя метаморфоза, выход за жёсткие рамки.
А главное, по ощущению, происходит даже за пределами языка. В последней сцене обнажённый Адам, пройдя все испытания, молча и расслабленно раскинулся на камне у живописного водопада; камера скользит по его телу — без всякого стыда и смущения, принимая. И здесь снова, конечно, встаёт мифологический образ — Эдема и того библейского Адама, человека, вмещающего в себя всю самость. «И были наги и не стыдились».
