Мы поговорили с теми, кто в разных регионах страны защищает права гомосексуальных, бисексуальных и трансгендерных людей.

На протяжении последних десяти лет российский ЛГБТ-активизм перестал ассоциироваться только с двумя мегаполисами – Москвой и Петербургом. Комьюнити-центры, правозащитные инициативы, сервисы профилактики ВИЧ и других болезней уязвимых групп, квир-фестивали впечатляющими темпами появляются практически во всех регионах страны. Российские ЛГБТ-группы – классический пример grassroots, то есть спонтанных движений «снизу», когда социальные группы самоорганизуются для конкретной борьбы за права, достоинство и безопасность.


Как становятся активистами

Гомофобная пропаганда конструирует заведомо противоречивый образ ЛГБТ-активиста: одновременно агента враждебных государству внешних сил и адреналинового наркомана, человека с практически отсутствующим чувством самосохранения. Разумеется, чтобы открыто выступать за права ЛГБТ-людей в современной российской ситуации, требуется немалая смелость. Но в рассказах активист_ок о том, как они пришли в активизм, нет ничего сверхгероического: этот путь, у каждого и каждой неповторимо индивидуальный, объединяет такая негероическая вещь, как осознанная необходимость говорить и действовать.

Имя Юли Цветковой стало известным на всю страну в октябре 2019 года, когда против художницы, феминистки и ЛГБТ-активистки из Комсомольска-на-Амуре возбудили уголовное дело.

Под часть 3 статьи 242 («Незаконные изготовление и оборот порнографических материалов с использованием сети „Интернет“», предусмотренное наказание – до 6 лет лишения свободы) прокуратура Хабаровского края пытается подвести феминистский и бодипозитивный ВК-паблик «Монологи вагины», который модерировала Юля. Цветкова пришла к активизму незадолго до всех этих событий. «Меня всю жизнь волновали вопросы прав, несправедливости, а три года назад это оформилось в активизм. Начала изучать существующие феминистские инициативы, перенимать их опыт. Быстро выяснила, что у нас в городе нет ничего подобного, да и в [Хабаровском] крае в целом мало активности. Многие говорили: «В Комсомольске (вставьте любой маленький город) такое невозможно», – и меня это злило. Всё возможно, если начать и пробовать. Появились фем-лекции, фем-встречи, комьюнити-центр, в котором одним из первых мероприятий мы делали кинопоказ от фестиваля «Бок о Бок». С ЛГБТ-активизмом было так же: как только поняла, что мне это важно, начала двигаться в этом направлении, учиться, и родился классный проект про видимость ЛГБТ-людей в маленьких городах. Когда меня спрашивают, зачем мне активизм, всегда хочется сказать: «А почему нет?». Мне лично жалко немного, что активизм появился в моей жизни так поздно. Это же такое удивительное чувство, когда ты понимаешь, что ты, лично ты можешь как-то повлиять на ситуацию, изменить то, что тебя беспокоит. Я, когда маленькая была, мечтала быть супергероиней. И когда стала активисткой, подумала, что, может, вот они – настоящие супергерои, которые спасают мир».



Тор Широков, трансгендерный мужчина из Краснодара, руководитель общественного движения ЛГБТ «Реверс», несколько лет работал учителем в школе.

«После принятия закона о “пропаганде нетрадиционных отношений” в 2013 году можно было уже даже не думать о преподавании. ЛГБТ-люди в России работают в школах и других учебных заведениях, только если усердно скрывают свою идентичность. В моём случае спрятать её просто невозможно. В том же году впервые узнал о существовании в стране организаций, поддерживающих ЛГБТ. Сначала собирал людей в Краснодаре для спортивных мероприятий, а в 2015-м основал “Реверс”. Через год филиал появился и в Ростове-на-Дону».

Считанное количество активист_ок помогают сообществу начиная с 1990-х и 2000-х – согласно популярному мнению, более либерального времени, нежели сегодняшнее.



Один из них – Игорь Дудоров, живущий в Пскове региональный координатор проекта LaSky,

основанного в 2005-м и направленного на профилактику ВИЧ и других социально значимых заболеваний среди мужчин, имеющих сексуальные отношения с мужчинами (МСМ). – Прим. ред. Каминг-аут в качестве гея Игорь совершил ещё в советское время: «Мои родственники в большинстве своём имели медицинское образование, и я как-то с раннего возраста ощущал заботливое отношение к себе. Наверное, поэтому мне легко было совершить каминг-аут. Но прошёл он по традиционному сценарию: слёзы мамы, истерика отца, непонимание. Во время службы в советской армии на концерте в части я впервые выступил в образе Аллы Пугачёвой, двое ребят типа играли на гитарах, а я, прорезав дырки для рук и головы, надел белый пододеяльник, а на голову – подобие парика. Демобилизовавшись, познакомился с людьми – геями и бисексуалами, – которые в 200-тысячном Пскове находили места для круизинга (поиска сексуальных партнёров в общественных местах, как правило, скверах, парках и т.д. – Прим. ред.). Узнавал об избиениях, грабежах, о том, как одного побили в туалете, другого ограбили в парке, ещё кого-то уволили с работы, а кто-то побоялся сходить к врачу. Учитывая родственников-врачей, мне легче было кого-то из МСМ спокойно привести к врачу, купить лекарства, помочь с работой или юристом, я не боялся прийти в больницу, поликлинику, отдел милиции, чтобы подать вместе с кем-то заявление, или в редакцию газеты с бесплатным объявлением поиска парня для дружбы и общения. Коммуникация с разными людьми всегда была моей фишкой. На свои дни рождения собирал большую часть гей-сообщества города в популярном месте круизинга, накрывая небольшие «поляны» – для студентов, продавцов, проводников поездов, рабочих и военных, священнослужителей и врачей. Когда в Псков пришёл LaSky, было несложно собрать для него аудиторию».



Отдельная большая тема ЛГБТ-правозащиты – положение гомосексуальных, бисексуальных и трансгендерных мигрант_ок.

Диана Алиева, трансгендерная женщина, приехавшая в Москву из Кыргызстана рассказывает:

«Я мигрантка, транс*активистка, выступающая за права секс-работ_ниц, также я разделяю идеи феминизма и сестринства. Родившись в многодетной мусульманской семье в Центральной Азии, не понаслышке знаю, каково жить в патриархальном мире, полном разного рода ксенофобий. Я пыталась жить и играть роль “другого” человека – хорошего сына, брата, мальчика. Лет в 16 поняла, что мне нравятся и девушки, и парни, но парни больше. Тогда понятия не имела еще о СОГИ – сексуальной ориентации и гендерной идентичности. Понадобилось целых 10 мучительных, тревожных, непростых лет, чтобы подготовиться и решиться на транспереход. Всё это время я не вписывалась в общество, как бы ни старалась. Я не была достаточно маскулинным для парня, не той внешности, не той ориентации. Меня как трансдевушку не принимало ни государство, ни общество, ни семья. Даже в ЛГБТ-сообществе многие отвергают транслюдей. Я всё ещё слышу от некоторых людей, что я недостаточно феминна, что я – “недоженщина”. Два года назад я стала принимать гормоны, эмигрировала в Москву, занималась секс-работой, употребляла наркотики и алкоголь. Сейчас у меня всё хорошо, я в гармонии с собой и миром.

В осознанный активизм пришла в 2013 году, ещё на родине. До того выступала в клубах на драг-квин-шоу, ходила на ЛГБТ-мероприятия, смотрела квир-фильмы “Молитвы за Бобби”, “Прайд”, “Парни не плачут”, “Я гей и мусульманин”, “Девушка из Дании” и другие. Так потихоньку начала вливаться, занималась логистикой в кыргызской организации “Лабрис”. Сейчас, в Москве, состою в Форуме секс-работ_ниц РФ, в ТрансФоруме РФ, работаю в благотворительном фонде “ПСИОЗ”, в проекте “Красные ворота”, равной консультанткой по вопросам ВИЧ и других инфекций, передающихся половым путем, трансперехода и социализации транслюдей, проблем секс-работниц и мигрантов».



Чем занимаются лгбт-организации в регионах

Помимо политической задачи представительства ЛГБТ-людей, соответствующие инициативные группы и организации в российских регионах часто делают то, что делать должна отсутствующая социальная инфраструктура: от юридических консультаций до помощи попавшим в беду, от профилактики социально опасных болезней до просветительской и досуговой деятельности.

Тор Широков на примере краснодарского центра «Реверс» показывает реальный масштаб правозащитного активизма, который с трудом можно отделить от социальной работы: «Мы создали обучающие программы для психологов, сексологов, психиатров с приглашёнными специалист_ками из Москвы и Санкт-Петербурга. Местные их коллеги, зачастую впервые, получают информацию о гендерной идентичности, трансгендерности, нормативности. Одним из важных направлений нашей деятельности является мониторинг случаев дискриминации и нарушения прав человека по признаку сексуальной ориентации и гендерной идентичности на юге России. Занимаемся профилактикой ВИЧ среди МСМ и трансгендерных людей. Ежегодно 17 мая, в Международный день борьбы против гомофобии и трансфобии, мы проводим флешмоб, а ещё выездной квир-фестиваль “Черноморье” и с 2016 года единственный в России Trans camp – летний лагерь для транслюдей и их близких».

Диана Алиева рассказывает об особой сложности работы с секс-работницами-мигрантками, да ещё и в период глобальной пандемии и карантина: «В организации LaSky с августа прошлого года я занимаюсь профилактикой ВИЧ и ИППП (инфекций, передающихся половым путём. – Прим. ред.) среди транс*сообщества, в основном среди секс-работниц и мигранток. Самое сложное в работе – выйти на эту группу. Сообщество очень закрытое, к тому же редко уделяющее своему здоровью достаточно времени и внимания. Вся ситуация с эпидемией Covid-19 сильно сказалась на уязвимых и маргинализованных группах: пострадали сообщества транс*людей, мигрантов, занимающихся секс-работой. Многие оказались без питания и жилья, без безопасного пространства, без гормонотерапии и без АРВ-терапии, не могли вернуться на родину, а случаи насилия выросли – со стороны как клиентов, так и полицейских. В этой ситуации оказали помощь и поддержку различные организации и проекты, которые помогали с жильём, питанием, гормонами, психологической и юридической поддержкой. В одном из таких проектов была задействована и я – “Гуманитарная и медицинская помощь транс*секс-работницам и мигрантам” от инициативы “Человек-Человеку” при финансовой поддержке ЛГБТ-Сети».

Поддержкой и консультированием по медицинским вопросам занимается и Игорь Дудоров в Псковской области: «Нам очень повезло с Областным СПИД-центром, главный врач которого, Ираида Леонидовна Сивачёва, долго сама искала выход на нашу целевую аудиторию и считает, что именно с профилактикой ВИЧ/ИППП у уязвимых групп надо много работать. На данный момент, учитывая население Псковской области – около 800 тысяч – количество ВИЧ-позитивных геев и бисексуалов составляет не больше 15 человек.

Моё главное правило в жизни – “помогая, не навреди”. Так, многие ЛГБТ из Пскова любят ездить отдыхать в клубы Питера и Москвы, Эстонии. Тут как раз важна профилактика, особенно эффективно – быстрыми слюнными тестами на ВИЧ. Из поездок в столицы и другие города привожу информационные материалы, средства профилактики: лубриканты, презервативы, тесты».

Масштаб деятельности Юли Цветковой в дальневосточном городе с населением в 270 000 человек и на протяжении неполных двух лет сильно впечатляет. Это и упомянутый комьюнити-центр для гражданских инициатив (в диапазоне от экологических лекций до ярмарок для людей с инвалидностью), и театр-балаган «Мерак», и фестиваль активистского искусства «Цвет шафрана», чьё открытое проведение было сорвано администрацией города. «Надеюсь, мне удалось показать, что маленький город сам по себе – не помеха для активистских инициатив», – заключает Цветкова.


Отношения с властью и обществом: оттенки российской гомофобии

С одной стороны, последние 7 лет российские геи, лесбиянки, бисексуальные и трансгендерные люди провели в атмосфере сгущающихся со всех сторон туч: ставшая частью официальной идеологии гомофобия и трансфобия (усиленная недавно внесёнными сенаторами Мизулиной и Нарусовой поправками в Семейный кодекс), эскалация уличного насилия, уголовные и административные дела против активист_ок, новая волна ЛГБТ-эмиграции. При этом есть доказательства и того, что взгляды на эти вопросы россиян, особенно молодых, становятся всё более толерантными и соответствуют постепенному росту популярности либеральных ценностей, характерному в целом для постсоциалистических стран Восточной и Центральной Европы. Например, опубликованное в июле 2020 года исследование ВЦИОМ свидетельствует, что лишь 54% опрошенных верит в то, что «существует группа лиц, стремящихся разрушить духовные ценности, сформированные у россиян, с помощью пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений». Это на 9% меньше, чем при ответе на тот же вопрос в 2018 году. А среди россиян в возрасте 18–24 лет верящих в «гей-заговор» – и вовсе 28%.

Такую парадоксальную картину настроений общества отражают и свидетельства наших героев и героинь о том, что происходит в их регионах. Тор Широков рассказывает: «Мероприятия, которые выходят за стены нашего комьюнити-центра, пользуются повышенным вниманием как краснодарских краевых структур, так и местных организаций православно-патриотического направления и, конечно же, казаков. Я часто сталкиваюсь с личными угрозами, приходится быть очень осторожными. У нас очень мало правозащитных организаций, это можно назвать “спецификой региона”. Но мы постоянно ищем и находим союзников в лице гражданских активистов, юристов, адвокатов, журналистов, блогеров, врачей, психологов. К сожалению, и в этих группах встречаются гомофобно и трансфобно настроенные. Сталкивались с заявлениями даже из уст психологов, что распространение информации о ЛГБТ – это пропаганда. Тем не менее, наши усилия приносят плоды, у нас есть союзники везде, кроме властных структур».

У Игоря Дудорова долгая и совсем не мрачная история взаимоотношений с властью и гражданским обществом Пскова. «В 2009 году я провёл “Неделю против гомофобии”, где познакомился с областным уполномоченным по правам человека, многими журналистами. Потом закрутилось: куда только не звали, даже на теледебаты “Нужны ли России гей-парады?”, где меня посадили за один стол с наместником монастыря. В прошлом году я занял второе место среди номинантов премии “Народное признание Псковской области”: понимал, что борьба будет тяжёлой, ведь в регионе я известен как открытый гей». Уголовное и административное преследование Юли Цветковой, а также онлайн-травля активистки гомофобами и сексистами – одна из самых мрачных и незаконченных страниц новейшей отечественной истории. Юля не считает, что причина только в мести за ЛГБТ-активизм. «Как можно заметить, силовики в принципе не скупятся на статьи в мой адрес. Уголовка за феминизм (инкриминируемый состав преступления усмотрели в абстрактных рисунках вульв. – Прим. ред.). Три административки за “пропаганду нетрадиционных отношений”. Для меня это про то, что “был бы человек, а статья найдётся”. Мой активизм стал неудобным и нежеланным для местной администрации и силовиков. Непонятным для них. А дальше несколько месяцев искали статью потяжелее и “постыднее”. Нашли. Я не думаю, что мои дела связаны с чем-то одним. Это сочетание очень многих факторов: личной мести, звёздочек для товарища майора, общей гомофобной и женоненавистнической повестки в стране, региональной специфики».

Разные взгляды у активистов и на уровень «народной» гомофобии в своих регионах. Дудоров считает, что «в целом у нас толерантно относятся к ЛГБТ-сообществу, во многом потому, что мы активно участвуем во всех общественных делах: это и ремонтные работы в святынях Псковской земли Псковской, и волонтёрство в зоозащитных организациях, и работа с людьми с ограниченными возможностями. Поддерживаем наших ребят (МСМ) в местах лишения свободы и в армии».

Широков же так описывает ситуацию на юге России: «Толерантность к ЛГБТ+ встречается только на уровне отдельных людей, которым это небезразлично, которые понимают, что дискриминация людей по любому признаку недопустима в стране, позиционирующей себя как демократическое государство. В общем, это те, кто хочет изменить неправовую ситуацию в стране».

Цветкова же обрисовала ситуацию с толерантностью в своем регионе довольно подробно: «Комсомольск ещё не так давно был криминальной столицей Дальнего Востока, жизнь “по понятиям” никуда не делась. Гомофобии здесь очень много, так много, что её, как воздух, никто не замечает. Здесь нет организованных гомофобов, потому что нет организованного ЛГБТ-движения. А так – уровень страха зашкаливает. Многие местные активисты и общественники отказывались со мной сотрудничать: за одно упоминание аббревиатуры “ЛГБТ” в разговоре. Люди боятся стоять рядом с “этими”. Можно приблизительно представить реакцию, когда я начала заниматься ЛГБТ-активизмом относительно открыто. Сейчас мои знакомые разделились. Уголовное дело вообще имеет свойство прореживать ряды друзей. Есть люди, которые поддерживают, несмотря на то что не до конца принимают мою деятельность. Есть и те, кто делает вид, что мы незнакомы, и переходит при встрече на другую сторону улицы».


прекрасная россия будущего

Диана Алиева: «Мне бы хотелось, чтобы наши сообщества жили в мире и спокойствии, находились в безопасности, имели доступ к квалифицированной медицине, образованию и трудоустройству, чтобы в России было меньше стигмы со стороны общества, меньше дискриминационных законов со стороны государства. Чтобы люди были добрее и отзывчивее».

Игорь Дудоров: «Россия будущего для меня – это свободная от предрассудков, дискриминации и стереотипов страна, где жизнь любого человека будет приоритетом, ЛГБТ-сообщество признают как социальную группу, будут отменены фашистские законы о пропаганде и запрете однополых браков и усыновлении детей однополыми парами. А ещё есть такая мечта: вместе с близкими друзьями после лет так 65–70 продать свои квартиры и купить большой дом на берегу реки или озера. Что-то вроде коммуны, где вечерами можно было бы собраться у камина и посмотреть любимые фильмы под любые напитки, чтобы было кому сходить в аптеку или сопроводить друга в поликлинику, чтобы вместе справлять праздники. Пока нас таких шесть человек, уверен, что будет больше».

Юля Цветкова: «Эта будущая Россия сейчас находится в процессе становления. Мы видим очень много гражданской активности, общественных подвижек. Куда всё это придет через 5–10 лет, сказать сложно, многое меняется, и очень быстро. Но то, что мы движемся к большей свободе – это факт! Перспективы для Комсомольска мне видятся скромными. Это один из небольших провинциальных депрессивных городков, который с каждым годом теряет всё больше жителей, а те, кто остаются, лишены работы, достатка, нормальной среды и основных прав. Мне бы хотелось верить, что в городе появится гражданская активность, которая будет привлекать внимание к проблемам и делать город лучше».

Тор Широков: «Я не загадываю и не строю планы. Такая стратегия даёт возможность быть гибким здесь и сейчас. Особенно это важно в нашей стране, когда уже завтра может выйти очередной закон, который ты не мог представить в самых диких фантазиях. Я обращаюсь к опыту и динамике борьбы ЛГБТ-людей в других странах и знаю, что у нас тоже будут перемены. Никакие правящие силы не могут остановить эволюцию прав человека, максимум – притормозить. Всё больше и больше людей видит необходимость изменений и готовы в этом участвовать. И