В 2021 году картина Себастьяна Майзе получила главный приз во второй по важности программе Каннского фестиваля «Особый взгляд». О том, почему этот скромный фильм можно назвать одним из самых впечатляющих высказываний о внутренней свободе и человеческом достоинстве, рассказывает кинокритик Ксения Реутова.

Проектор, установленный в зале суда, выводит на экран кадры, снятые скрытой камерой в общественном туалете. На них обвиняемый Ханс Хоффман (Франц Роговски) уединяется в кабинках с другими мужчинами. Съёмка завершается его крупным планом: он смотрит в зеркало, за которым прячется объектив, будто догадываясь о тайной слежке. «Противоестественные связи по параграфу 175», – докладывает суду прокурор. На дворе 1968 год, дело происходит в Западной Германии. Если вы знакомы с учебником истории, то понимаете, что это особая эпоха. Вокруг только и разговоров, что о свободе. На подходе сексуальная революция, студенческие волнения охватывают мир, американцы протестуют против войны во Вьетнаме, в Чехословакии начинается и трагически заканчивается «Пражская весна».

Но на судьбу Ханса Хоффмана всё это никак не влияет. Он попадает за решетку – как вскоре выясняется, не в первый раз. Сцена в суде станет одной из немногих, где герою (а заодно и зрителям) позволят подышать воздухом свободы. Остальное повествование развернется уже в стенах тюрьмы. Оно будет нелинейным: из 1968 года мы переместимся сначала в 1945-й, а потом в 1957-й. В каждом из временных отрезков, помимо Ханса, будет присутствовать ещё один персонаж – суровый Виктор (Георг Фридрих), осужденный совсем по другой статье. За десятилетия, которые протекут у нас перед глазами, эти герои успеют пройти путь от полного недоверия к тому, что можно назвать расплывчатым словом «близость».



Беспредельный срок

В самом начале фильм открывает публике шокирующий факт, без упоминания которого не обходится ни одна рецензия на «Великую свободу». В эпизоде знакомства – это 1945 год – Виктор обнаруживает на руке Ханса татуировку с номером: так он узнает, что его сосед по камере успел побывать в концлагере. О преследовании ЛГБТ-людей в нацистской Германии сейчас уже широко известно, но мало кто задаётся вопросом, что стало с теми, кто попал в лагеря, после прихода союзников. Картина даёт на него исчерпывающий ответ.

«Спасённый» Ханс был заточён в тюрьму, чтобы отбыть назначенный ему при нацистах срок до конца: параграф 175 так и не отменили. Послевоенная свобода была не для всех.

В этот момент легко решить, что фильм, созданный австрийским режиссёром Себастьяном Майзе, исчерпывается социально-исторической проблематикой. Конечно, страна, в которой разворачивается действие, тут важна, и не зря постановщик принял решение искать для съёмок настоящую тюрьму, а не строить её декорации. Здесь так же важны прически, помогающие определить, к какому десятилетию относится та или иная сцена, густой диалект Виктора, выдающий в нём не слишком образованного уроженца австрийской глубинки, и отдельные эпизоды, снятые на любительскую камеру Super 8, запущенную в производство в середине 1960-х. Это вообще довольно реалистичное кино, рассказывающее о целой эпохе на примере одной биографии. Но заложенные в нём идеи всё-таки выходят за рамки и географических, и исторических границ.



Тюремная вольница

В 1950 году французский писатель, поэт и драматург Жан Жене снял короткометражку «Песнь любви», в которой взаимное томление двух заключённых из соседних камер привлекало внимание охранника-вуайериста. Долгое время эта картина оставалась под запретом, её и сейчас не так просто найти. Жене, сам в юности попавший в колонию для несовершеннолетних, всю жизнь воспевал маргиналов, но в фильме отдельные детали, и до этого встречавшиеся в его литературных произведениях, обрели всю мощь визуальных метафор.

Герои «Песни любви» находятся в уникальной ситуации: стены тюрьмы одновременно и разделяют, и соединяют их в одном пространстве, создавая невероятное сексуальное напряжение.

Любой жест, от поглаживания татуировки на плече до курения сигареты, становится выражением желания. Именно эта неуловимость чувств, легко просачивающихся через железные решетки, выводит из себя охранника. Он может войти в камеру и избить заключённого, но он не может отнять у него свободу быть собой.

В фильме Себастьяна Майзе с главным героем происходит что-то очень похожее (в процессе работы режиссёр наверняка пересматривал Жене). По иронии судьбы тюрьма не отделяет Ханса Хоффмана от других гомосексуальных мужчин, а наоборот, сводит его с ними. И это не единственный сюжетный момент, в котором трагические обстоятельства неожиданно наполняются почти комическим абсурдом. В одной из сцен Ханс говорит о возможности побега из Западной Германии, и выясняется, что в качестве альтернативы он рассматривает ГДР – видимо, просто потому что «хорошо там, где нас нет». В другой сцене герои общаются друг с другом, шифруя сообщения с помощью Библии. Поверх «божьего слова», в котором не находится утешения, выцарапывается такое же сакральное для отправителя и адресата послание любви.



Новая маскулинность 

Сценарий фильма изначально писался режиссёром Себастьяном Майзе и его соавтором Томасом Райдером под двух актёров: австрийца Георга Фридриха и немца Франца Роговски. Оба проделали без преувеличений феноменальную работу. Фридрих играет ярого гомофоба, который действительно перевоспитывается в тюрьме, но не благодаря системе, а только потому, что рядом оказывается Ханс. У Роговски персонаж более цельный, но не менее сложный. Он романтик, мечтатель и стоик, чудом сохраняющий человечность в бесчеловечных условиях.

Для Роговски «Великая свобода» должна стать трамплином в международной карьере. И дело не только в таланте: в Германии много талантливых актёров.

Заслуга Роговски в том, что все его экранные образы далеки от привычных стандартов маскулинности. Он играет героев, которые отвергают представления традиционной культуры о «настоящих мужчинах».



Его персонажи не участвуют в капиталистической гонке за большими деньгами, не соревнуются с другими представителями своего гендера, не прячутся за бессмысленными потоками красивых слов.

Кажется, весь творческий путь актёра вёл его к роли в «Великой свободе», где он играет человека, опускающегося на низшую ступеньку конвенциональной мужской иерархии: Ханс – гомосексуал, заключенный в тюрьму по гомофобному закону. И с этой самой ступеньки он вдруг начинает говорить с нами о любви, сострадании и достоинстве, и его тихий голос звучит громче грубых окриков охранников, судебной канцелярщины и оскорблений сокамерников. Такова сила внутренней свободы, которая, вопреки заглавию, не «великая» и не «большая» (название Große Freiheit, как покажет финал, тоже глубоко иронично), а такая, которая либо есть, либо нет.