Судьба американского художника, писателя, режиссёра и гей-активиста – пример того, как жизнь на грани, искусство и политическая борьба составляют единое целое.

Дэвид Войнарович, проживший короткую трагическую жизнь, при этом оставивший после себя множество произведений, – одна из ключевых фигур квир-искусства наряду с Фридой Кало и Робертом Мэпплторпом, Китом Харингом и Феликсом Гонсалесом-Торресом, Нан Голдин и Вольфгангом Тильмансом. Его слава долго была довольно локальной, ограничиваясь в основном известностью в пределах андеграундной сцены нью-йоркского района Ист-Виллидж, а затем ЛГБТ-движения Восточного побережья в разгар эпидемии СПИДа и рейгановской моральной паники. Только после смерти Дэвида от осложнений ВИЧ-инфекции – в июле 1992 года, в возрасте 37 лет – его работы получили всемирное признание. Два года назад его посмертный статус был подтверждён большой ретроспективой в Музее Уитни, а его дневники и эссе издавались несколько раз.


Вид на экспозицию выставки «Дэвид Войнарович. история не дает мне спать по ночам» в музее Американского Искусства Уитни, Нью-Йорк, 2018


Искусство Войнаровича – синтетическое многообразие всевозможных жанров и техник: живописи и рисунков, граффити и других форм стрит-арта, фотографии, коллажей и ассамбляжей, перформансов и акций, скульптур и инсталляций, музыкальных записей и концертов, фильмов и текстов. Дневники, художественные и публицистические эссе, заметки, надписи и слоганы, манифесты – занимают особое место, будь то элементы визуальных работ, комментарии к ним или самостоятельные произведения. Общий архив, хранящийся в библиотеке Нью-Йоркского университета, насчитывает больше 30 томов (часть из них выложена в открытый доступ здесь). Говорить словами, образами и действиями было для Войнаровича важнее всего: всё его искусство, неотделимое от жизни, можно назвать одним большим высказыванием (монологом, диалогом, полилогом), в котором перемешаны боль, нежность, гнев и политическая решимость.


Детство: ад насилия и рай животных

Дэвид Войнарович родился 14 сентября 1954 года в Ред-Бэнке, штат Нью-Джерси. Он был третьим ребёнком у родителей польского происхождения, в семье, как это можно называть сейчас, крайне дисфункциональной. По словам писательницы и арт-критика Оливии Лэнг (в книге «Одинокий город»), «Мать была очень юна, отец – моряк торгового флота, алкоголик с крутым нравом». После развода родителей Дэвид с братом и сестрой оказались в интернате, где будущий художник впервые был сильно избит. Спустя два года отец выкрал детей, и начался бесконечный «сезон в аду» посреди идиллического одноэтажного пригорода, который позднее Войнарович опишет так: «Вселенная опрятно постриженного газона, где насилие над женщинами, геями и детьми можно было творить без последствий».

Дэвиду и его сиблингам пришлось пройти через все круги ада. Отец избивал их, насиловал, издевался и унижал всеми возможными способами: например, однажды зажарил ручного кролика, любимца детей, и подал к столу. Беспросветную, хуже любого кошмарного сна атмосферу родительского дома Войнарович описывает в мемуаре «Близко к ножам» так: «У меня дома нельзя было смеяться, нельзя было жаловаться на скуку, нельзя было плакать, нельзя было играть, нельзя было исследовать, нельзя было заниматься ничем, что выказывало бы развитие или рост, ничем независимым».


«История не даёт мне спать по ночам», 1986, смешанная техника (акрил, краска для граффити, бумажные коллажи на композитной панели).


Единственной отдушиной Дэвида до поступления в католическую школу были бесконечные блуждания по ближайшему лесу, где он искал змей, лягушек и жуков. Любовь к этим животным останется с Дэвидом на всю жизнь. Совершенно неудивительно, что это не милые хорошенькие создания, а существа, которые у многих вызывают страх и отвращение, – маргиналы животного царства. В середине 60-х объявилась мать Войнаровичей и забрала детей с собой в Нью-Йорк. И хотя жизнь с психически нестабильной женщиной в убогой квартирке в злачном манхэттенском районе Адская Кухня (Hell's Kitchen) была тоже не сахар, детям стало намного легче.


«Без названия (однажды этот ребёнок...)», 1990–1991, смешанная техника.


Детство Войнаровича, о котором он подробно и безжалостно рассказал, – предельно мрачный кошмар, «типичное детство будущего серийного убийцы», как написал один из рецензентов «Близко к ножам». Тем удивительнее и грандиознее, что этот травмированный одинокий мальчик превратился в человека, которого переполняла эмпатия и любовь к миру. Одна из известных работ художника – «Однажды этот ребенок...» – чёрно-белая детская фотография Дэвида, окружённая текстом, который стал одним из важнейших для гей-культуры конца XX века. Приведём эту цитату целиком:

«Однажды этот ребёнок вырастет. Однажды этот ребенок испытает потрясение, похожее на то, как если бы Земля сошла с оси. Однажды он попадет в точку, где постигнет смысл деления, но не как математической операции. Однажды он почувствует, как что-то зашевелится в его сердце, глотке и горле. Однажды он обнаружит в своём сознании, теле и душе что-то, что заставит его почувствовать голод. Однажды этот ребёнок сделает что-то такое, что заставит людей в одеждах католических священников и раввинов, людей, заседающих в каменных зданиях, требовать его смерти. Однажды политики примут закон против этого ребёнка. Однажды в семьях детям начнут рассказывать неправду, и дети будут передавать эту ложь своим семьям из поколения в поколение, чтобы сделать жизнь ребёнка невыносимой. Однажды ребёнок почувствует всё это вокруг и захочет убить себя или подвергнуть себя опасности в надежде, что его убьют, или замолчать навсегда и стать невидимым. Или однажды ребёнок заговорит. Когда он начнёт говорить, люди, испытывающие страх перед ним, попытаются заставить его замолчать: удушением, кулаками, тюрьмой, страданиями, изнасилованиями, запугиванием, наркотиками, верёвками, ружьями, законами, угрозами, бродяжничеством, бутылками, ножами, религией, казнью, сжиганием на костре. Врачи признают ребёнка излечившимся, как будто у него был вирус. У ребёнка отнимут конституционное право на частную жизнь. Ему пропишут препараты, электрошок, репаративную терапию в лабораториях под присмотром психологов и научных работников. У него отберут дом, гражданские права, работу и всю возможную свободу. Всё это произойдет через год или два после того, как он впервые захочет прижаться голым телом к телу другого парня».


Нью-Йорк: проституция и артюр рембо

В 15 лет Дэвид стал продавать своё тело на Таймс-сквер за 10 долларов. Вскоре стал бездомным: около двух лет, пока не приютила сестра, он скитался по манхэттенским улицам, периодически ночуя на заброшенных пирсах в Челси (которые потом станут для него источником вдохновения и первыми выставочными пространствами). Жизнь уличного хастлера вызывала необходимость её описать, зафиксировать этот горький, но глубокий опыт. Когда Войнарович оставит проституцию, анонимный секс с мужчинами, которых он встречал в доках Челси, надолго останется важной частью его жизни.: «Любя его, я видел, как мужчины уговаривают друг друга сложить оружие. Любя его, я видел подвижные плёнки каменных зданий; я видел руку в тюрьме, что загребает снег с подоконника внутрь. Любя его, я видел, как возводят громадные дома, что вскоре сползут в ждущие их беспокойные моря. Я видел, как он освобождает меня от безмолвия внутренней жизни».


Из серии «Артюр Рембо в Нью-Йорке», 1978–1979, фото на 35-мм пленку


Получив крышу над головой, Войнарович стал вливаться в оголтелую, панковскую андеграундную сцену Нью-Йорка, хотя и в этой среде он оставался одиночкой, слишком странным. Чрезвычайно худой, с большой лопоухой головой, похожий на Даниила Хармса в юности, он создавал свои первые работы: граффити на стенах и рекламных постерах, сюрреалистические рисунки на крышках мусорных баков. Но тогда ещё он считал себя писателем, не помышляя о карьере художника.

Тем не менее, 1970-е для Дэвида закончились первым его значительным проектом, серией фоторабот «Артюр Рембо в Нью-Йорке» (1978–1979). 35-мм камерой он снимал своих друзей и партнёров в маске с лицом великого французского поэта. Фотопортреты анонимных «Рембо» сделаны в любимых местах Войнаровича: у станции метро возле Таймс-сквер, на пустынном Кони-Айленде, в круглосуточных забегаловках, на пирсах и в доках. И за привычными занятиями: инъекцией героина на пристани, мастурбацией в постели, фланированием вдоль стен, на одной из которых граффити «Молчание Марселя Дюшана сильно переоценено». Поэт, провозгласивший за сто с лишним лет до этого: «Я – это Другой», стал иллюстрацией важной мысли Войнаровича: мы одиноки и одновременно не можем не желать близости с другим человеком, нам всегда мало себя самих, это проклятие и благодать одновременно.


80-е: любовь, политика, смерть

В 1981 году Дэвид встретил фотографа Питера Худжара, главную любовь жизни, который на протяжении шести лет, вплоть до смерти от СПИДа, был наставником, любовником, другом и соавтором. Худжар, старше Войнаровича на два десятилетия, убедил его в том, что нет необходимости выбирать между искусством и литературой. Он же – автор лучших фотопортретов Дэвида.


Питер Худжар.«Дэвид Войнарович», 1981, фото


1980-е – необычайно плодотворный для Войнаровича период. Он создавал инсталляции, писал картины и настенную живопись, был фронтменом ноу-вейв-группы 3 Teens Kill 4, записавшей единственный альбом в 1982 году. Тогда же он снял несколько фильмов. Самый известный из них, незаконченный «Огонь в моём животе» (A Fire in My Belly, 1986–1987), снят в Мексике. Центральный образ этой завораживающей медитации о культурном, государственном и религиозном насилии – мексиканский ребёнок, глотающий огонь на празднестве в День Мёртвых. Остальные кадры были досняты в Нью-Йорке. Среди них – документация акции, известной сегодня и тем, кто о Войнаровиче никогда не слышал: в знак протеста против бездействия правительства Рональда Рейгана перед лицом эпидемии ВИЧ/СПИД художник зашил суровыми нитками рот. 25 лет спустя эту акцию повторит в Петербурге (в качестве апроприации) Пётр Павленский, на этот раз протестуя против цензуры.


Фрагмент из фильма «Огонь в моём животе», 1986–1987


«Огонь в моём животе» вызывал бурные споры ещё долго после смерти художника. В конце 2010 года кураторы выставки «Hide/Seek», посвящённой репрезентации гомосексуальности в американском искусстве XX века, и директор Национальной портретной галереи в Вашингтоне под давлением католических активистов решили исключить из экспозиции фильм Войнаровича. Возмущение религиозной общественности вызвал 11-секундный фрагмент с муравьями, ползающими по деревянному распятию. После продолжительного скандала MoMa и Музей современного искусства в Сан-Диего включили работу в свои постоянные экспозиции, а некоторые христианские священники и мыслители осудили ханжеский жест единоверцев. Например, профессор теологии, преподобный Патрик Чен сказал: «Я полагаю, что эти образы должны напомнить нам о самой сути распятия на кресте, которая была нами утеряна, потому что наша культура предпочитает преуменьшать эти муки».


«Огонь в моём животе» (A Fire in My Belly), 1986–1987, фильм на 8-мм пленке


Политическая ярость в текстах Войнаровича была с самого начала. Но во второй половине 80-х он непосредственно вовлёкся в гей-активизм – участвовал в разных акциях и манифестациях, писал тексты о происходящем кризисе, при котором республиканская администрация США вместо помощи заболевшим людям планомерно сеяла гомофобную ненависть. На одной из фотографий с уличной демонстрации Дэвид в джинсовой куртке, на спине которой розовый треугольник и надпись: «Если я умру от СПИДа – забудьте про похороны, просто бросьте мой труп на ступени FDA (Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов — агентство Министерства здравоохранения и социальных служб США. – Прим. Ред).

Более развернуто Войнарович высказался в предсмертном эссе «Самоубийство парня, который когда-то построил искусное святилище прямо над мышиной норой» (1992): «Боюсь, мои друзья скоро научатся профессионально носить гробы, ожидая смерти своих любовников, друзей и соседей, оттачивая свои похоронные речи, совершенствуясь в ритуале смерти вместо того, чтобы следовать относительно простому ритуалу жизни, например, пронзительно закричать на улицах».


Фотодокументация акции Act-Up в Нью-Йорке, 1989


Узнав о диагнозе, по воспоминаниям друзей, Войнарович не отчаялся: присущие ему ярость к системе и нежность к близким только усилились. В цикле фоторабот «Sex Series» в негативы фотографий природных и городских ландшафтов, мрачных до безысходности, он вмонтировал круглые фрагменты из гей-порно-журналов: арт-критики считают серию лучшим выражением специфического страха перед сексом, охватившего гомосексуальных мужчин в то время.


«Фмериканцы не умеют справляться со смертью», 1990, смешанная техника.


В последнем же тексте, сборнике эссе, дневниковых записей, интервью и разговоров с друзьями и подругами «Ближе к ножам», он размышляет обо всём на свете, его возмущает и печалит не только собственная тяжёлая болезнь и смерть десятков товарищей, но и полицейское насилие против афроамериканцев, наступление консерваторов на женское право на аборт и так далее. Отвечая своей подруге, художнице Зои Леонард, на сомнения, не слишком ли аполитичны и абстрактны её фотографии, он произносит фразу, суммирующую полную боли и любви собственную жизнь: «Никогда не отказывайся от красоты. Мы боремся именно за то, чтобы у нас её больше никогда не отняли».